Я никогда не воскрешу себя.
Я никогда не воскрешу себя.
Усталое табу твердеет к лету.
Я мог бы верить в жалкие приметы,
Но не умею дерзко лгать, любя.
Глухие ветры в добром изголовье
Торопят суть безбожной высоты.
И выделять средь страха имя «Ты»
Грешно и страшно, вопреки злословью.
Бывает день, бывает добрый вечер,
Бывает все, но пуля не близка.
Как хочется дождаться ветерка,
Чтоб он, измеря страх, не изувечил.
Пусть я лишен сознанья и рассудка,
Безбожен, глуп и превращен в ничто,
Моя душа, мой крик, мое «не то»…
Я, все же, в чем-то не сродни ублюдкам,
Я смех пою, я горе пью вином,
Я радуюсь безгрешности ступени,
Что не несется вверх от зла и лени,
Что мне дает пристанище, пусть злом.
Но, все же, следствие пустых высот
Дает понять сознанью о стремленье
Мечтать в пустом, едином проявленьи,
Направленном на недобитый ДЗОТ.
Всю жизнь искать, всю жизнь любить и верить.
Найти, расквасить лоб, обжечь лучом
Все то, что не сражаемо мечом
Легко… Но… Не открою двери!

1992г.


* * *


Я узурпировал право на жизнь,
Я состязался с Иисусом в грехе,
Дергался в смысле комических призм,
И умирал в неформальной трухе.

Я был невзрачен, не мыл зеркала,
Стекла крушил белизной кулаков.
Тень озверевшей души из стекла
Стала подругой несметных врагов.

Добрых друзей, перемолотых в пыль
Боготворил я и жаждал преград.
Я сомневался – где роль, а где – быль,
Где – по башке, где – каких – то наград.

Обескураженный тонкостью лжи,
Ставший бессмысленным для аксиом,
Бешено веря в ту пропасть во ржи,
Я, а не Свифт тупо выстроил дом.

В нем забытье, в нем немало проблем.
Да, это сказочный дым или прах.
Я не люблю точный пульс теорем,
Я обожаю бесстрашье в грехах.

Я был один, а теперь нас – толпа.
Я был умен, а сейчас мы в дерьме.
Сложность застывших безумцев скупа,
Подлость последних засранцев – в тюрьме.

Я узурпировал все в этой мгле,
Я остываю и вас не молю…
Пить или быть? На траве иль игле?
Нет уж! Я жить безрассудно люблю!



22.05.1999 г.